Есть люди, подобные пламени: ослепительно вспыхивают и сгорают дотла. Стремительно идя по жизни, они свергают старые устои, спасают прекрасных принцесс, сражаются с драконами всех мастей и совершают удивительные открытия. Многим подобное поведение кажется эксцентричным и даже преступным. Увлеченный идеей собственного благополучия, обыватель далек от мысли о счастье всего человечества. Каждого, кто думает иначе, во все века награждали клеймом авантюриста, еретика или сумасшедшего. Но людям с огненной кровью общественное порицание безразлично: неудержимым смерчем проносятся они по Земле, оставляя глубокий след в судьбах людей - вечно юные, вечно живые...
   
   
   
   "Ковчег под предводительством осла -
   Вот мир людей. Живите во Вселенной.
   Земля - вертеп обмана, лжи и зла.
    Живите красотою неизменной.
   
   Ты, мать-Земля, душе моей близка -
   И далека. Люблю я смех и радость,
   Но в радости моей - всегда тоска,
   В тоске всегда - таинственная сладость!"
   
   И вот он посох странника берет:
   Простите, келий сумрачные своды!
   Его душа, всем чуждая, живет
   Теперь одним: дыханием свободы.
   
   "Вы все рабы. Царь вашей веры - зверь.
   Я свергну трон слепой и мрачной веры.
   Вы в капище: я распахну вам дверь
   На блеск и свет, в лазурь и бездну Сферы.
   
   Ни бездне бездн, ни жизни грани нет.
   Мы остановим солнце Птолемея -
   И вихрь миров, несметный сонм планет
   Пред нами развернется, пламенея!"
   
   И он дерзнул на все - вплоть до небес.
   Но разрушенье - жажда созиданья,
   И, разрушая, жаждал он чудес -
   Божественной гармонии созданья.
   
   
    Глаза сияют, дерзкая мечта
   В мир откровений радостных уносит.
   Лишь в истине - и цель, и красота.
   Но тем сильнее сердце жизни просит.
   
   "Ты, девочка! Ты, с ангельским лицом,
   Поющая над старой звонкой лютней!
   Я мог тебе быть другом и отцом...
   Но я один. Нет в мире бесприютней!
   
   Высоко нес я стяг своей любви.
   Но есть другие радости, другие.
   Оледенив желания свои,
   Я только твой, Познание-София!"
   
   И вот опять он странник. И опять
   Глядит он вдаль. Глаза блестят, но строго
   Его лицо. Враги, вам не понять
   Что Бог есть свет. И он умрет за Бога.
   
   "Мир - бездна бездн. И каждый атом в нем
   Проникнут Богом - жизнью, красотою.
   Живя и умирая, мы живем
   Единою, Всемирною Душою.
   
   Ты, с лютнею! Мечты твоих очей
   Не эту ль Жизнь и Радость отражали?
   Ты, Солнце! Вы, созвездия ночей!
    Вы только этой радостью дышали".
   
   И маленький тревожный человек
   С блестящим взглядом, ярким и холодным,
   Идет в огонь. "Умерший в рабский век
   Бессмертием венчается - в свободном!
   
   Я умираю, ибо так хочу.
    Развей, палач, развей мой прах презренный!
   Привет Вселенной, Солнцу! Палачу!
    Он мысль мою развеет по Вселенной!"
   
    Иван Бунин
   
   
   Когда 17 февраля 1600 года на римской Площади Цветов Джордано Бруно взошел на костер инквизиции, ему было 52 года - возраст преклонный для того времени. Однако в памяти потомков он остался молодым человеком, каким изобразил его художник на едва ли не единственном дошедшем до нас портрете.
   Еще одним заблуждением касательно Бруно является его профессиональная деятельность. Любой школьник скажет, что он был астрономом-гелиоцентристом - сторонником идеи о вращении планет вокруг Солнца. Однако не одной наукой жил великий мыслитель: философия, религия, размышления об истинной сущности нашего мира - вот вопросы, которые прославили его имя в веках.
   Бунтарский дух Бруно проявил себя еще в детстве, которое прошло у подножия Везувия. Джордано не пожелал вечно оставаться подручным матери-крестьянки и поступил послушником в неапольский монастырь, став членом ордена доминиканцев.
   В XVI веке человек, получивший духовный сан, вовсе не обязан был заживо хоронить себя в келье. Церковь обладала не меньшей властью, чем государство, и святые отцы играли колоссальную роль в жизни людей. К тому же монастыри являлись центрами культуры и образования - предшественниками современных университетов. Неудивительно, что большинство средневековых ученых на заре своей карьеры занимались теологией.
   Неаполь открыл перед Джордано неограниченные возможности для познания мира. Он не только занимался изучением Библии и работ духовных лидеров католицизма, но и знакомился с наследием таких мыслителей древности, как Платон, Пифагор и, конечно же, Аристотель - ведь его идеи устройства Вселенной разделяла сама Западная церковь. Огромное влияние на воззрения Бруно оказали труды жившего столетием ранее епископа Николая Кузанского, проникнутые духом пантеизма - отождествления понятий "бог" и "природа". Кроме того, именно в монастыре юноша познакомился с сочинением астронома Николая Коперника "Об обращениях небесных сфер", сделавших его последовательным гелиоцентристом.
   "Мы имеем одно небо, одно пространство, в котором движутся по своим собственным кругам и путям как та звезда, на которой мы обитаем (имеется в виду наше Солнце с планетами - прим. ред.), так и другие звезды. Они и суть бесконечное множество миров, то есть неисчислимое их количество; это и есть бесконечное пространство. Уничтожается фантастическое представление о всеобщем движении всех небесных тел вокруг центра Земли, каждому солнцу присваивается свое собственное движение со своими различиями от движения других звезд; движутся же эти солнца в течение долгих веков, если не вечно, побуждаемые не внешним двигателем, а своей собственной душой... На этих мирах обитают живые существа, которые возделывают их, сами же эти миры - самые первые и наиболее божественные живые существа Вселенной".
   Эти строки Джордано Бруно написал много лет спустя в одной из своих многочисленных работ, перечеркнувших проповедуемое церковью представление о единстве и уникальности Вселенной, в центре которой находится Земля. Словно желая еще более разозлить святых отцов, ученый обожествлял окружающий мир, объявляя, что он и есть сам Господь.
   Христианство, для которого характерно понимание Бога как личности, абсолютно возвышающейся над природой и человеком, не могло безразлично взирать на столь недвусмысленное проявление ереси. Пантеистичность идей Бруно, его убежденность в существовании "безликой Мировой Души, скрытой в самой природе", стали одним из пунктов обвинения, приведшего его на костер. Но это было много лет спустя после того, как взгляды мыслителя на устройство мира окончательно сформировались. Судьба милостиво позволила ему на протяжении нескольких десятилетий нести свои открытия в массы.
   Жизнь вечного изгнанника началась для Джордано Бруно в те дни, когда, еще будучи послушником в неапольском монастыре, он начал принимать участие в диспутах - весьма распространенной форме общения между учеными мужами.
   Во второй половине XVI века особо по- пулярными в теологических кругах были дискуссии о рождении Богородицы. Мнения католиков разделились. Члены монашеского ордена францисканцев полагали, что зачатие Девы Марии было непорочным: якобы Господь пожелал, чтобы мать его Сына была в отличие от остальных людей свободной от греха. Эту точку зрения не разделяли доминиканцы, полагая, что Богородица являлась земной женщиной, рожденной в обычном браке.
   Участвуя в этом богословском споре на стороне своего ордена, Джордано Бруно умудрился продемонстрировать несколько более смелые взгляды, чем было допустимо в лоне церкви. Это привлекло к молодому мыслителю внимание ордена иезуитов, который был главным орудием инквизиции. Подозрение в ереси и занесение имени Бруно в тайные списки этого судебно-политического учреждения привело к тому, что молодой человек был вынужден сначала перебраться в Рим, а затем и вовсе покинуть пределы Италии. Но отказываться от своих взглядов Джордано не собирался. На протяжении долгих лет скитаний по городам и весям Европы ученый не прекращал кипучей деятельности: издавал книги, участвовал в диспутах, читал лекции. На одном из выступлений, происходивших в тулузской церкви Сен Сернен, он весьма нелестно высказался по поводу популяризированной версии учения Аристотеля, которую предлагала верующим церковь. Мнение, что идеи древнего философа в изложении святых отцов выглядят бездумными и теряют свой изначальный смысл, породило новую волну гонений. Избавить Бруно от преследований не смог даже французский король Генрих III, бывший большим почитателем мыслителя.
   Париж и Лондон, Германия и Швейцария - куда бы ни пришел опальный ученый, везде его встречал запрет инквизиции на профессиональную деятельность и неприятие со стороны обывателей. Наконец в начале 1592 года судьба, казалось бы, улыбнулась бесприютному страннику: после долгих лет непонимания его пригласил в Венецию некий итальянский дворянин Мончениго, обещав, что в этом прекрасном городе он будет в безопасности. Несколько месяцев Бруно действительно жил спокойно, иногда ездил в Падую, писал трактаты, обдумывал новые произведения. Но тут высокородный покровитель потребовал от философа, чтобы тот обучил его... "практической магии". Для конца XVI века подобное желание не выглядело чем-то необычным: обыватели полагали, что каждый ученый является колдуном, способным превращать железо в золото и оживлять мертвых. Однако Джордано Бруно на протяжении всей жизни оставался далеким от заигрывания с чернокнижием. Именно это он и пытался объяснить своему патрону.
   Гнев получившего отказ вельможи не заставил себя ждать: 22 мая 1592 года Бруно был вследствие доноса Мончениго схвачен, перевезен в Рим и помещен в одну из самых ужасных тюрем тогдашней Европы. Семь с половиной лет томился ученый в казематах крепости среди бандитов и убийц. А в это время инквизиторы корпели над томами "Дела Джордано Бруно". Ему припомнили все: и порочение имени Богоматери, и посягательство на "культурное наследие" Аристотеля, и проповедь ереси перед лицом паствы, и открытое выступление против монастырских владений. Стоит ли говорить, как восприняли святые отцы идеи о гелиоцентричности мира, о бесконечности и населенности Вселенной?..
   Приговор был однозначным - костер!
   И "маленький тревожный человек" бесстрашно принял уготованную ему участь. Об отречении от своих взглядов не шло и речи: Джордано Бруно был выше страха перед смертью! Даже в застенках тюрьмы он продолжал говорить сокамерникам о красоте и многогранности мира, о "Боге в вещах" и величии самого удивительного создания на свете - человека. А исчезнув в немилосердном пламени, он остался жить в сердцах потомков, став символом стойкости, веры в собственную правоту и борьбы за свободу мысли. На римской Площади Цветов вот уже сотню лет красуется памятник мыслителю, надпись на котором гласит: "От столетия, которое он предвидел, на том месте, где был зажжен костер". А кинематографический барон Мюнхгаузен в исполнении блистательного Олега Янковского в ответ на унизительное уверение злопыхателей: "Не стоит так переживать, ведь Галилей тоже отрекался" с улыбкой отвечает: "Вот поэтому я всегда больше любил Джордано Бруно".
   
    ...Есть люди, подобные звездам: свет их сердец озаряет судьбы людей многие-многие жизни. И что с того, что далекое солнце вспыхнуло в безбрежности Вселенной лишь на единый миг? Это удивительное рождение столь ослепительно, что лучи его еще долгие века будут радовать глаз мыслителей и влюбленных, вселяя надежду на возможность вечного счастья, над которым не властно ни пространство, ни время...

Helga